Иван Викентьевич и Витя охотились. Было время перелета птиц, и все ежедневно лакомились свежей дичью.
Но чем дальше от Тарима, тем становилась безотраднее дорога. Правда, грунтовые воды под высохшим руслом Хотан-Дарьи давали жизнь растениям. Но, чтоб добраться до воды, какой-нибудь пучок серой зелени сантиметра в три величиной пускал корни в глубину на метр, на два и больше.
Однажды Иван Викентьевич потратил чуть ли не полдня, пытаясь выкопать с корнем одно такое упорное растеньице.
— Гляди, — сказал Веселов Вите, который усердно помогал ему, — на какие приспособления пускается природа! Видишь: весь корень словно вложен в футляр из спекшихся песчинок, и только самый кончик корня, нежный и чувствительный, высовывается из футляра. Корень защищен от сухой почвы. А кончик корня, уже добравшийся до влажных слоев, больше не нуждается в защите.
Несмотря на скудость растительности, русло Хотан-Дарьи все же было полоской жизни. С обеих сторон этой узкой полоски сторожила пустыня, готовая надвинуться, чтоб поглотить ее. Но подпочвенные воды высохшего русла охраняли жизнь. В тех же местах, где эти воды иссякали, путешественники видели группы мертвых деревьев. Они стояли совершенно высохшие, ветви их были хрупки, как стекло, и ветер с легким звоном ударял песчинками о мертвые стволы.
Экспедиция продвигалась по руслу, но иногда она, захватив с собой побольше воды, сворачивала в пустыню Такла-Макан, чтоб через некоторое время вернуться опять к оставленной дороге.
Эти побочные поездки Витя называл «разбойничьими набегами», потому что после них экспедиция возвращалась, нагруженная добычей. Привозились убитые животные, собранные растения, невероятное количество насекомых. Из одной такой поездки Иван Викентьевич привез убитого кара-куйрюка — род дикой козы, быстрой, как ветер.
Однажды Витя увидел издали двух верблюдов. Были ли это дикие верблюды или одичавшие домашние животные, нельзя было решить, так как они исчезли, как тени.
Витя настаивал, что это были дикие верблюды, хотя до сих пор считалось, что они встречаются лишь в области устья Тарима и озера Лоб-Нор.
Костя же уверял, что эти животные отбились от какого-нибудь каравана.
— А еще вернее, — смеялся он, — Витя принял за верблюда двух сусликов, которые вылезли подышать свежим воздухом.
Витя остался в убеждении, что превзошел Пржевальского и Свен Гедина, однако верблюдов этих больше не видел, как ни старался при «набегах» в пустыню глядеть во все стороны.
Путь экспедиции шел зигзагами, вдоль едва заметной полоски пересохшего русла.
Одному профессору еще ни разу не пришлось свернуть с прямой дороги, чтобы утешить себя какой-нибудь находкой. За все время, начиная от Ак-Су, из которого Клавдий Петрович выехал полный надежд, по дороге не попалось ничего достойного внимания археолога.
Наконец, когда на двадцать шестые сутки экспедиция остановилась на отдых, Костя и Витя, рыскавшие по окрестностям, примчались с известием, что за барханом они нашли развалины древнего города. Обрадованный профессор рысью пустился вслед за мальчиками.
Находка оказалась действительно развалившимся поселком. Но поселок развалился не больше двадцати лет назад, и в глазах профессора по своей ценности равнялся песку в пустыне.
Профессор поворчал и направился к стоянке. Сконфуженные мальчики, втихомолку посмеиваясь, пошли за ним.
Когда они вернулись к стоянке, то увидели, что в тени тополя рядом с Веселовым сидел невысокий черноволосый человек и угощался консервами. Тем временем Тышковский молча измерял объем черепа неожиданного гостя и делал пометки в своей записной книжке.
Прижав руки к груди, гость приветствовал поклоном профессора. Говорить он не мог, так как рот его был набит маринадом.
Веселов объяснил, что нашел нового знакомого в кустах, где тот оплакивал гибель своего коня и готовился к своей собственной смерти. Действительно, неподалеку лежала издохшая лошадь, а пешком вряд ли можно было бы отсюда куда-нибудь добраться.
Дружелюбно поблескивая лукавыми глазами, незнакомец проглотил последний кусок, облизал пальцы и пояснил, что имя его Ислам-бай и что он из рода, который издавна кочует по Хотан-Дарье.
Ислам-бай восхищался верблюдами экспедиции, восхищался пробковым шлемом Вити, очками профессора. Через полчаса он успел выпросить у Веселова пачку папирос, у Вити — пояс, у Кости — еще одну банку консервов, успел передружиться со всеми путешественниками и сообщить своим новым друзьям, что они сбились с дороги.
— Ну да, — воскликнул Витя, — я так и знал, что Касим напутал. Если бы он повел нас через настоящее русло Хотан-Дарьи, то мы в камышах давно бы раздобыли тигровую шкуру!
Касим изумленно и протестующе поднял руки, призывая в свидетели Магомета.
— Тигры попадают на путь Хотан-Дарьи так же редко, как справедливый человек на должность судьи, — сказал он, — а я вел вас правильной дорогой.
Веселов в задумчивости тер щетинистый подбородок, поглядывая то на Касима, то на Ислам-бая.
— Если господин желает убить тигра, — спокойно проговорил Ислам-бай, — то надо немного свернуть с этой сухой тропы. — Он внезапно расхохотался. — Клянусь, такого зверя вы не увидите у себя на родине!
— Иван Викентьевич, голубчик! — затараторили Витя и Костя, тормоша Веселова. — Ну, чем вы рискуете? Одним лишним днем!
— Мне кажется, он врет.
— Что ему за смысл надувать нас? Что он нам может сделать? Он один — нас шестеро. Обокрасть он нас не сможет: присматривать будем…