За чудесным зерном - Страница 24

Веселов просил ребят, чтоб они не мучили маленькую гиену, которая предназначалась в подарок московскому зоологическому саду.

Но к огорчению Вити, когда он и Иван Викентьевич дня через два вернулись из очередной разведки, маленькой гиены уже не было. Она ночью прогрызла деревянный пол клетки, вышла на свободу — и ее разорвали собаки.

Утешились остальной добычей: насекомыми и животными. Особенно удачной была ловля ящериц.

Иван Викентьевич раздобыл самые различные экземпляры этих юрких и ловких созданий, начиная крошечными «пустынными гологлазами» красивого бронзового цвета и кончая уже знакомым Вите ичкемером. Вите очень нравился туркестанский хамелеон или агама. Это довольно крупная ящерица, ловко лазающая по ветвям кустарников. Когда Витя дотрагивался до нее, агама сейчас же меняла желто-серый цвет на ярко-синюю окраску и этим приводила Витю в восхищение.

За дни беспрерывной работы на свежем воздухе под горячим солнцем Витя исхудал и загорел. Рыжие волосы его блестели золотом, глаза сверкали от удовольствия, а карманы топырились от образцов пшеничных зерен. Каждый образец был завернут в бумагу, на которой красовалось название аула, где сеяли этот сорт.

Но Витя уже меньше мечтал облагодетельствовать мир новой пшеницей и меньше желал прославиться: вопрос о «чудесном зерне» отодвинулся в сторону, хотя Витя еще не вполне сознавал это.

Желанными стали дни среди золотых песков, среди незаметных жизней, среди животных, которых нужно было отыскать, словить, засадить в ящики для коллекций, а потом включить в подробное описание пойманной добычи. Витя с наслаждением думал о том, что впереди ждет их еще много интересного и неожиданного.

Экспедиция, нагруженная первым «урожаем», возвращалась в Мерв.

Глава XVII

— Завидуешь! Завидуешь!

— Да иди ты в болото, отстань!

Костя, сердясь и смеясь, отбивался от Вити, а Витя тормошил товарища, приговаривая:

— У-у, завидущая твоя душа!

Поезд рассекал раскаленную туркестанскую муть. Мерв со всеми зелеными оазисами Мургаба остался позади, и лишь мертвые унылые пески струились вдоль вагонов. Путешествие превращалось в пытку. Пассажиры сидели распаренные, покрытые слоем едкой пыли и обессиленные настолько, что теряли способность разговаривать.

Одни только мальчики азартно спорили.

— Прозевал аулы и охоту в пустыне, — дразнил Витя, — завидуешь!

— Есть чему завидовать! Стоило столько времени таскаться по пескам, чтобы наловить сотню пауков и тараканов, — отгрызался Костя.

— Ну, а манул?

— Вот еще! Ободрал хозяйскую кошку и хвастаешься!

— Хозяйскую! — негодовал Витя. — А гиена?

В ответ Костя недоверчиво подмигивал, словно был уверен, что и гиена была не настоящая.

Поезд шел на северо-восток через Чарджуй, Бухару, в Самарканд, где экспедиция рассчитывала пробыть некоторое время, прежде чем выехать в Ташкент.

За Чарджуем промелькнули под мостом мутные воды Аму-Дарьи, которая берет начало среди ледников «крыши мира» на Памире. Мелькнула и исчезла вдали Бухара, и вот опять потянулись зеленые сады и бахчи, пестреющие дынями и арбузами.

Вот и Самарканд.

Прохлада садов, ослепительные краски неба, цветов, пестрых халатов и фруктов — все это сразу восхитило утомленных путешественников и заставило забыть об усталости.

— Что за город! Ах, что за город! — бормотал Витя, когда он вместе с Костей и Тышковским пробирался через толпу на площади. Это была знаменитая площадь — «Ригистан», одно из красивейших мест, созданных художественным гением человека. Три мечети, сверкавшие узорами мозаик, делали эту площадь прекрасной. Недаром Самарканд издавна называли жемчужиной Зарявшанской долины.

Даже Тышковский, довольно равнодушный к архитектуре прошлых веков и больше интересовавшийся нынешними глинобитными домами и юртами Туркестана, — даже он был тронут этой чудесной картиной и сказал «длинную и выразительную» фразу:

— Хорошо!

— Красивый край, — прибавил Витя, — для него тысячу километров отмахать не жалко. Жалко только, что я ничего об этом крае не знаю, кроме того, что он доставляет хлопок, и существует эта земля благодаря искусственному орошению.

— Ага! Вот ты, братец, не знаешь, а мне, пока ты жуков с Иваном Викентьевичем ловил, профессор об этом рассказывал да рассказывал.

— Знаю! Он так говорил, — Витя сморщил лоб, по-птичьи нагнул на бок голову, заговорил тонким голосом и вдруг сразу стал похож на Клавдия Петровича: «О, Азия! Великая золотая колыбель человечества! О, великая страна, давшая миру все злаки и всех домашних животных, начиная от северного оленя и собаки, кончая курицей и слоном!» Заметь, Костя, — всех домашних животных, за исключением кошки и осла, родина которых Африка.

— Ну, я думаю, что некоторые ослята являются в Азию не из Африки, а прямо из наших совхозов!

— Ишь ты, заноза! Ну, радуйся: сейчас и я завидую твоим сведениям!

— Завидовать нечего. О животных ты, конечно, от Ивана Викентьевича узнал, а я тебе с удовольствием расскажу то, что мне профессор говорил.

Костя зажмурился и медленно, как бы вспоминая затверженный урок, начал:

— Ты правду сказал, что Азия — родина человечества. Здесь же явились и первые науки и ремесла. За семь тысяч лет до нас здешний человек научился добывать медь и делать сплав из меди и олова. Получалась бронза, из которой выделывали оружие, вещи, украшения. А ведь в Европу бронза пришла спустя тысячу лет! Когда в Европе еще ничего кроме диких лесов не было, в Азии, в теперешней Месопотамии, расцвела уже большая культурная страна — Вавилония. Недавно ученые прочитали надпись на обломке, найденном при раскопках древнего Вавилона…