За чудесным зерном - Страница 19


К оглавлению

19

«Поищу по гостиницам», — решил Витя.

Утром он отправился на розыски.

В этот день милиция спозаранку уведомила профессора о том, что ею вещи найдены в доме по Болотной улице.

Клавдий Петрович прямо, как был, в ночных туфлях помчался туда. Но в истерзанном чемодане, кроме своих рубашек и костюма, профессор ничего не нашел.

Клавдий Петрович ясно припомнил, как он при мальчиках укладывал в чемодан сверток с деньгами. Профессор ни в чем не упрекнул Костю, не сказал ничего об его товарище, но как будто на десять лет постарел.

«По его вине экспедиция, — удрученно думал он, — оказалась в безвыходном положении», — и эта мысль угнетала старика.

Молча вернулся Клавдий Петрович с Костей из милиции, молча стал неловкими руками рассовывать вещи из погибшего чемодана по остальным сундукам.

Костя загрустил. Наконец он не выдержал молчания и дотронулся до руки Клавдия Петровича..

— Пожалуйста, не думайте скверно о Витьке… Он не мог, уверяю вас, он не мог украсть общественные деньги!

— Я верю тебе, мой мальчик, — вздохнул профессор, — но мне очень тяжело.

И, видя, что Костя мучается, прибавил ласково:

— Ну, ничего не поделаешь, пойдем завтракать.

Костя заботливо осмотрел профессора.

— Клавдий Петрович, вы туфли ночные снимите. Где ваши ботинки?

Ботинки с раннего утра стояли вычищенные в коридоре за дверью. Костя принес их. Клавдий Петрович сунул ногу в ботинок, — нога не влезала. Профессор попробовал натянуть второй ботинок, но и эта попытка была неудачной.

— Какой дурак набил мои башмаки бумагой? — с сердцем сказал Клавдий Петрович.

— Что такое? — произнес он с изумлением, вытаскивая из ботинок деньги и документы.

Костя стремглав бросился в коридор и нос к носу столкнулся с пропавшим товарищем.

Лицо Вити сияло. Подложив деньги в ботинки, мальчик поступил как настоящий герой самого заправского приключенческого романа.

— Сумасшедший! — тряс его Костя. — А вдруг сперли бы опять!

— Я из-за угла глядел!

Завтракать пошли втроем. Ребята ели и болтали, болтали и ели. Через десять минут Клавдий Петрович узнал и о Витиных приключениях, и о чудесном зерне, и о Халиме.

Только в одном не сознались ребята — не рассказали, откуда они: боялись, что Клавдий Петрович отправит их обратно. Но профессор покусывал жиденькую бородку и одобрительно помаргивал сквозь выпуклые стекла очков.

— Ну, ладно, — сказал он под конец, — похлопочу. Может быть, оба поедете.

Глава XIII

Тяжелый «Восток» нырял на зеленых волнах Каспия. Сначала носом вверх пароход взбирался на гребень волны, потом носом вниз летел по склону водяного холма, а корма вздымалась и глядела в небо.

Каспийское море ревниво сторожило путь в Азию, не хуже сказочного дракона. Почти все пассажиры лежали вповалку, измученные качкой. Немногие счастливцы любовались зелеными кипящими волнами и ярким блеском неба.

Костя всю дорогу был болен. Профессор тихо стонал на койке. А Витя, балансируя на палубе, с жадностью старался уловить вдали смутный очерк азиатского берега. Но когда впереди затемнелась долгожданная полоска земли, он с сожалением взглянул на сердитое взлохмаченное море.

Желтые, измученные пассажиры выползли на пристань. Костя с нежностью глядел на неподвижную старую землю. Правда, и теперь ноги его тряслись и как бы разъезжались, но с каждой минутой становилось легче.


— Клавдий Петрович, — с упреком обратился он к зеленому, как антоновское яблоко, профессору. — Зачем вы решили ехать морем? Ведь и вас укачало до полусмерти.

— Да, — смущенно сознался Клавдий Петрович, — теперь я припоминаю, что на море меня всегда укачивало. Нужно записать, чтоб не забыть в следующий раз.

Наши путешественники перебрались с вещами на вокзал. Отсюда открывался прекрасный вид на Каспийское море, но Клавдий Петрович уселся так, чтобы не видеть беспокойных волн. Мальчики ушли гулять по городу. Но Красноводск им показался неинтересным. Тихо, глухо. Нет ни исторических памятников, ни садов, ни фабрик.

Побродив по городу, товарищи вернулись на вокзал.

Поезд, не торопясь, начал отмеривать дорогу. Мальчики глядели в окно. Перед их глазами колыхалась печальная степь. Безводный край.

На тысячи километров — питьевая вода, солоноватая, густая, задыхающаяся на дне колодцев.

Живая вода рек — Атрека, Теджена, Мургаба и тех нескольких ручьев, что текут с горного хребта Копед-Дага, разобрана, уведена в оросительные каналы, тщательно распределена по всему краю, потому что вода здесь дороже всего, часто дороже человеческой крови.

Настоящих рек на всем пространстве до Мерва — только три, немного и ручьев.

За редкими пятнами зелени, за орошенной землей, наконец за степью, то глинистой, то солончаковой, грозно улеглась пустыня.

У моря морщились дюны — ровные, длинные гряды песка. Дальше шли бугристые пески, покрытые тощей растительностью. И наконец начинались барханы: подковообразные высокие песчаные насыпи. Беспрерывно осыпались они при дуновении ветра и, как живые, передвигались ветром с места на место.

Было лето, и степь омертвела от долгого зноя. Мальчики знали по рассказам Халима, что весной, после дождей, все огромное степное пространство, чуть ли не в несколько часов, расцветает розовыми, алыми, синими и желтыми красками. Растения торопятся прожить свою короткую жизнь.

19